Опубликовано Май 2008
Три года прошло с моей болезни. Не снится мне Турция уже, учебники и словари я открываю все реже, при звуках знакомых песен душа уже не рвется на части. Не хожу по восточным кабакам, абсолютно не имею понятия о расписании рейсов на Стамбул, не захожусь радостным хихиканьем при виде компании черноглазых и развеселых.
Турция, в каком-то смысле, болезнь юности. Турция проходит, как болезнь. Видимо со временем: у кого-то раньше, у кого-то позже.
Только иногда дикая тоска пронзает вдруг. И кажется, что все могло быть иначе. Потом отступает.
***
2005
- Ты приедешь?
- Ну черт знает. Ну наверное.
- Приедешь ко мне в Измир, сама?
Во Внуково я первый раз одна. Я вообще первый раз совсем одна в Москве. Страшно и холодно, льет дождь со снегом, и очень хочется, чтобы ТАМ было все по-другому. Хотя, я очень смутно представляю, зачем я еду. Но почему-то мне очень хочется, чтобы никто не знал, что я еду в первый раз.
Круглый зал отлета во Внуково. В центре – кафе. Страшно хочу выпить чая, но кроме меня на рейс зарегистрировались еще четыре женщины. Остальные пассажиры – мужчины, и русских среди них не очень много. Попросту нет. Не желая привлекать и так весьма едкое внимание, не решаюсь идти за чаем. Тереблю в руках посадочный талон и, оглядывая специфический контингент, молю всех богов всех религий послать мне адекватного попутчика и место у прохода.
Войдя в салон, я поняла, что боги отвернулись от меня в тот день: в моем ряду, на моем месте у окошка сидит ОН. Джинсы, с заправленным в них свитером, натянуты до ушей, меховая шапка с козырьком надвинута на глаза, и из-под нее на выпуклый живот свисают мохнатые черные усы.
- Пардон, бей-эфенди, о йери бенимкидир.
Усатый не шелохнется.
- Пардонума, говорю, местечко мое заняли!
Английский я практиковать не стала, шлепнулась посередине, а то весь салон уже обернул на меня свои черные очи в невообразимом количестве, и даже мой полностью черный незаметный свитер показался мне красным платьем с голой спиной.
Я закрыла глаза, и стала рисовать себе радужные картины своего турецкого будущего. Рядом на сиденье кто-то приземлился. Я приоткрыла один глаз, рассчитывая, заметив очередной заинтересованный черный взгляд, тут же изобразить спящую или мертвую.
Парень сидел с прикрытыми глазами и всем своим видом демонстрировал полное безразличие.
Я только возблагодарила Аллаха за безмолвного соседа, как вдруг он спросил:
- Это норка или нерпа?
- Где? – ответила я, не вполне уверенная, что вопрос относится ко мне.
- Мех у тебя на куртке, это норка или нерпа? – уточнил парень, не открывая глаз.
- Вроде норка, – я смутилась, не зная, как выглядит нерпа, ибо всегда думала что нерпа и нерка – одно и то же, и нерпа на самом деле – рыба.
- Непохоже. Давай я твою куртку наверх уберу, чо ты тут будешь жариться. Я – Осман, оч приятно.
Осман отлично разбирался в мехах, как натуральных, так и рыбьих, ибо сам был владельцем толстенного овечьего тулупа и меховой лавки в Лалели.
- Как одна, ты дура что ли? Тебя хоть встретит кто-нибудь? – вопрошал меня, сбиваясь с русского на азербайджанский, мой новый меховой знакомый после второй бутылки бейлиса, вылитого в кофе. Мы все пытались согреться.
- Встретит, не боись. Я знакомого попросила. Все будет в лучшем виде: куплю билет в Измир, переночую в Стамбуле, и утречком улечу.
- Вот если этого твоего Джамала в аэропорту не будет (я еще посмотрю, что там за хрен, этот твой Джамал!), ты… это… на сколько едешь? Три недели? Ну отлично, вот если его там не окажется – поедешь со мной к маме, три недели просидишь дома, потом я тебя обратно в Москву отправлю. И смотри у меня, ни шагу в сторону!
Я негромко захихикала, чем разбудила усатого, отказавшегося и от воды и от еды. Он поинтересовался у Османа, как дела и настроение, на что мой новый друг ответил по-турецки:
- Дружище, еду с женой выпиваю, а ты тут разлегся. Свалил бы в конец салона, там и полежать есть где.
Усатый, приговаривая «Афийет олсун» перелез через нас, и, улыбаясь в усы, уперся на задние ряды. А Осман распечатывал новую бутылочку.
С ветерком долетели мы до Стамбула, со смешками прошли паспортный контроль, обменялись телефонами, и, поприветствовав Джамала, Осман отпустил меня на все четыре стороны. В Стамбуле лил дождь.
На следующий день я летела в Измир. Мне было ужасно одиноко, но периодически захватывало дух от ощущения свободы.
В Измире лил дождь, да такой, что целые реки стекали по узким улочкам Борновы и Байраклар.
Месут появился неожиданно. Я торчала в секторе выдачи багажа и высматривала свои нехитрые пожитки на ленте. Он прорвался через толпу встречающих, что-то сказал охране, и прискакал почти на белом коне ко мне, мокрой и ошарашенной.
- Хеллоу, дарлинг, - слащаво промурлыкал он, и меня охватило чувство вселенского счастья.
Надо сказать, наш роман не клеился с самого начала. Я положила на него глаз еще летом в Мармарисе, когда он положил глаз на мою подругу. Впоследствии он поделился, что он и на меня тогда с удовольствием положил бы глаз (благо их два), но на меня тогда положил глаз его товарищ. Летом, конечно, у нас ничего не срослось. Правда с подругой тоже ничего не вышло: то ли она оказалась слишком разбитной и неправильной, то ли он все не так понял. Все закончилось нашей с ним перепиской на волне их несбывшейся любви, после чего он и признался в положенном глазе. Томные беседы по вебкамере растопили мое сердце, и с этого началось путешествие в Измир.
- Мама, папа, брат, сестра и остальные родственники – знакомьтесь. Женя-ханым, объект моей горячей любви.
Мама, курдянка Сафие-ханым, чмокнула в щеку и позвала к столу. Папа угрюмо привстал. Старший брат Мурат заулыбался красивейшей из своих улыбок, а сестра Муаззес защебетала что-то непонятное. С картавым воплем «Мешут дайин гелинииии» на мне повисла трехлетняя племяшка Месута, и это значило для меня «Добро пожаловать в семью».
Через два дня закончился дождь. Он прогнал нас с Улицы Влюбленных, промочил насквозь мои замшевые сапоги, через щели в обшивке древнего корыта Месута, которое он любовно называл «арабой», налил воды в салон, и машина пахла гнилыми тряпками, пока палящее декабрьское солнце в течение недели не высушило ее. Простуженная и утомленная я таскалась со своим аркадашем по Измиру.
- Ну посидим еще немножко! – просила я в кальянных на набережной и в студенческих кафешках с живой музыкой в Борнове. Мне хотелось бесконечно бродить по набережной, есть колечки с кунжутом на рынке, гулять по Каршияке и смотреть Гарри Поттера без перевода в пустых кинотеатрах.
Месут был неумолим. Ему было неинтересно круглосуточно лазить по городу. Кроме того, у него была куча дел: он оформлял себе визу в Тайланд, чтобы остаться там на подольше и поработать в туризме. Поэтому он ныл «Ашкым давай гуляй скорее», а частенько попросту оставлял меня на большом балконе дома в Борнове, смотреть на гору и минареты.
Две недели пролетели со свистом. «Ты вернешься?» - спрашивала меня маленькая Неслиша. Я тогда была уверена, что вернусь. Это даже не обсуждалось.
Мы с Месутом сели в самолет, всунули в уши по наушнику и целый час мечтали о новой жизни. Я – о жизни в Измире без Месута. Месут – о Тайланде и открывавшихся перспективах сомнительного бизнеса.
- Поедешь со мной к Айтачу? Можем остановиться у него.
- Нет, спасибо. Я буду жить в гостинице, - мы были уже чужие.
Вечером он не позвонил. Я прекрасно погуляла по Таксиму со старым приятелем, и к ночи вернулась в отель.
- Пошли с нами на Бенни Бенасси! – требовал радостный голос Месута, звонившего откуда-то из азиатской части.
- Май нейм из Айтач, бат доунт тач ми! – врывался веселящийся голос его стамбульского аркадаша по университету.
В четыре утра, продергавшись под весьма занудную долбежку каких-то затрапезных диджеев и сославшись на головную боль, я села в такси и уехала в отель. Меня не очень-то напрашивались провожать.
Короткие звонки «Как дела?» продолжались еще неделю. Я обзавелась новыми друзьями, встречалась со старыми. У меня в Стамбуле была ежедневная куча дел, и ни разу не возникло желания поехать в азиатскую часть. Надо сказать, Месут тоже не изъявлял желания оказаться в европейской. Только однажды вечером, ужиная со знакомой где-то в Фатихе, я позвонила узнать, как дела, и услышала: «Все хорошо, мы в Таксиме. Хочешь – приезжай». Не хочу.
В предпоследнее утро я проснулась с щемящим чувством. Снова начался дождь. Слезы навернулись на глаза. Черт, здесь куча друзей, так красиво и хорошо, но нигде и никогда мне не было так одиноко! Я посмотрела на часы, влезла в джинсы, и вызвала такси. Долетев без пробок до аэропорта, я подбежала к стойке регистрации на Бахрейн. Регистрация только начиналась. Месут появился минут через десять.
- Ты пришла? Я думал, я тебе безразличен.
- Напрасно ты так думал. Правда я и сама так думала. Не безразличен, нет. Не уезжай, пожалуйста. Не надо в Тайланд. Поехали со мной, поехали ко мне.
- Мне тут надо еще кое-что купить, посмотришь за чемоданом?
***
Пляжный отдых на Кипре, в Китае и Египте. Вместо донеров и пилава – суши и роллы. Вместо турецкого флага на стене – свадебная фотография.
Три года прошло с моей болезни. Турция проходит.
Только иногда дикая тоска пронзает вдруг. И кажется, что все могло быть иначе. Потом отступает. Снова сменяется спокойствием. Лишь насмешку вызывают рассказы подруг про восточные амуры. И я понимаю, что это не Турция осталась такая далекая и манящая. Это юность – такая недостижимая.
<la_perla>
Обсуждение этого рассказа
К странице "Впечатления о Турции"
Форум
по обмену опытом поездок в Турции
|